Накидка Ханы, расшитая красным и золотым, рассказывала о силе, когда она шла к центру зала.
— Я хотела бы внести предложение.
Палата была разделена на три секции, в каждой из которых располагались различные отрасли промышленности Империи: строители, торговцы и…
…более неприличные профессии.
— Это было десять лет назад, когда я внесла свое первое предложение, — она обвела взглядом зал, требуя полного внимания Палаты, — Это был союз между торговцами и строителями. С тех пор мы процветаем.
— Однако в нашей среде завелась гниль. Мы пригласили гнусного мошенника…
— ПРОТИВ! — ее взгляд метнулся через комнату, где из тени вышел человек — на его лице, омраченном запустением, были глаза цвета обсидиана и три мозолистых шрама.
Они были вдвоем, и это было все, что имело значение.
Имели значение и их товары, и ковер, на котором они все это выставляли. О, и угол переулка, где они спали по ночам.
Да, только они вдвоем: отец и дочь против всего мира, против голода и голодающих, против беспокойных, холодных ночей.
Одна ночь сменяла другую.
— Ох! — сапог отступил от живота ее отца.
— Бах! — на этот раз сапог встретился с лицом.
Застыв на месте, она посмотрела на лицо…
…и в этот момент она поняла, что никогда не забудет его обсидиановые глаза и покрытое пятнами лицо, которое исказилось от удовольствия — удовольствия от того, что он забрал у нее весь мир.
— Эта девчонка ничего не знает. Мы — причина вашего успеха, а не этот «союз» между строителями и торговцами…
— Да! — прервала она, — Мы все помним, как «благоденствовала» наша промышленность, когда серые районы голодали!
— И чья это была вина? Торговцы… которые были блокированы пиратами? И кто, скажите на милость, натравил пиратов на Стамбул? Она развернула свиток и начала перечислять злодеяния этого человека и ему подобных…
Когда у нее отнимали мир, она сопротивлялась. Вырвавшись из рук похитителя, она бросилась на мозолистого мужчину и разорвала его плоть, оставив три кровавых шрама.
— И это, друзья мои, мое движение.
